Стеллажи Этнография Этнокультурные контакты тунгусоязычных народностей на востоке Сибири (эвены и эвенки)

А. Б. Спеваковский

Этнокультурные контакты тунгусоязычных народностей на востоке Сибири (эвены и эвенки)

Расселение тунгусоязычных народностей Сибири по территориям северо-востока в ходе их этнической истории и хозяйственной деятельности привело к уникальному явлению. При общей их численности, которая в настоящее время составляет примерно 40 тыс. человекНаселение СССР по данным Всесоюзной переписи населения 1979 г. М., 1980, с. 25–26, они расселились на огромном пространстве от Енисея до Тихого океана и от Забайкалья до Ледовитого океана. Проникновение отдельных как крупных, так и мелких их подразделений в районы, граничащие с областями расселения других коренных народов Сибири, или в иноэтническое окружение сопровождалось разнообразными двусторонними межэтническими связями. Следствием этого было формирование ряда локальных групп тунгусоязычного населения, хозяйство, быт, материальная и духовная культура, социальная организация которых включали в себя некоторые элементы таковых соседних народностей. Наряду с хозяйственными и культурными особенностями в каждой из этих групп сложились также диалектные различия, появились характерные этнонимы, родовой состав. Таким образом, оформились региональные варианты культуры локальных групп эвенов и эвенков, которые отличались друг от друга по некоторым частным, заимствованным в ходе этнических процессов элементам и объединились одной единой основной — общетунгусским культурным компонентом. В то же время определённое влиянии тунгусоязычные народности оказали и на контактировавшие с ними этнические аборигенные и пришлые общности.

Наибольший интерес в плане осуществления этнокультурных контактов представляют восточные группы эвенов и эвенков, особенно северо-восточных областей Сибири и Охотского побережья. Эта северная часть Тихоокеанского бассейна и примыкающих к нему континентальных районов издавна была местом стыка различных культурных традиций и течений; побережье являлось своеобразным путём, по которому неоднократно совершались миграции населения. На северо-востоке в бассейне Индигирки и Колымы, на Чукотке и отчасти на севере Охотского побережья эвены контактировали из числа аборигенных этносов с юкагирами, коряками (как береговыми, так и оленными) и чукчами, на Камчатке — с коряками и ительменами. Родственные эвенам эвенки, расселявшиеся в районах, прилегающих к Охотскому морю южнее р. Ульи, находились с первыми в постоянной и близкой связи и в свою очередь осуществляли межэтнические контакты с народностями, обитавшими в районе р. Амура, заимствуя от них некоторые элементы культуры. Существенным было в данных районах также влияние русского и якутского населения.

На Охотском побережье предки эвенов и эвенков, по данным исследований советских учёных, появились около 500 лет назад. Процесс проникновения тунгусоязычных народов на северо-восток Сибири и на побережье был обусловлен скорее всего этническими сдвигами в Центральной Азии в период примерно с Х по XIII в. После продвижения на север из Прибайкалья тюрков (предков якутов), теснимых монголоязычными племенами, что подтверждается данными археологииСм., например: Окладников А. П. 1) Происхождение якутской народности. — Труды Второго Всероссийского географического съезда, т. III. М., 1949, с. 365-371;2) Прошлое Якутии до присоединения к Русскому государству. — В кн.: История Якутии. Якутск, 1949, т. I; 3) Археологические данные о появлении первых монголов в Прибайкалье. — В кн.: Филология и история монгольских народов. М., 1958, с. 200, и др., тюркские группы в свою очередь оказали воздействие на тунгусоязычное население. В фольклоре тюрков и тунгусо-маньчжурских народов об этом имеется масса упоминанийСм.: Исторические предания и рассказы якутов. Сост. Г. У. Эргис. М., 1960, ч. I, с. 20; История Сибири. Древняя Сибирь. Л., 1968, т. I, с. 381, и др.. Приблизительно в конце XIII — начале XIV в. тюркоязычные предки якутов достигают бассейна Средней ЛеныГоголев А. И. Историческая этнография якутов. Якутск, 1980, с. 66.. В ходе постепенного освоения в течение определённого времени новых пространств тунгусоязычные группы на востоке достигли Охотского побережья. А. П. Окладников датировал время выхода тунгусоязычных охотников и оленеводов к Охотскому морю XV–XVI вв.Окладников А. П. Древние культуры Северо-Востока Азии по данным археологических исследований 1947 г. в Колымском крае. — Вестник древней истории, 1947, № 1, с.177–178..В общих чертах, по материалам археологических исследований, данный период согласуется с резким сокращением на Охотском побережье памятников древнекорякской культуры и, по-видимому, постепенным отходом коряков на север, что, по мнению Р. С. Васильевского, должно объясняться «интенсивным продвижением тунгусских племён на Охотское побережье и связанных с ним распространением оленеводства»Васильевский Р. С. 1) Древнекорякская культура Охотского побережья и её место в культурной истории Северо-Восточной Азии. Автореферат. Новосибирск, 1966, с.15–16; 2) Происхождение и древняя культура коряков. Новосибирск, 1971, с. 137.. В этот отрезок времени происходит смена культурных традиций: почти полностью исчезают каменные орудия, редким становится костяной инвентарь, прекращается производство глиняной посуды и т. д. Вместо этих элементов древнекорякской культуры появляются металлические изделия и предметы из дерева (утварь, орудия охоты, украшения, игрушки и пр.)Васильевский Р. С. Древнекорякская культура Охотского побережья… с. 16., характерные для охотников и оленеводов лесной зоны.

Эти данные археологии находят подтверждение в эвенском фольклоре, в исторических преданиях которого имеются упоминания о междоусобных войнах коряков с тунгусоязычным населением. При этом последние представлены как наступающая сторонаЭвенкийский фольклор. Сост. Н. К. Новикова. Магадан, 1958, с. 82–88; Беляева А. В. Культура и быт эвенов в XIX—ХХ вв. — Краеведческие записки. Магадан, 1959, в. 2, с. 78–79; Фольклор народностей Севера. — Краеведческие записки. Магадан, 1960, в. 3, с. 138–140..

Таким образом, можно констатировать, что тунгусоязычные группы (предки современных эвенов в северной части Охотского побережья и предки эвенов южнее р. Ульи), представлявшие собой, очевидно, последнюю крупную миграционную волну тунгусов на восток, выходя к Охотскому морю в разных местах, разъединили аборигенное население бассейна Амура и коряков, которые занимали, по мнению рядя учёных, бо́льшую часть побережья и граничили на юге с нивхамиСм.: Арсеньев В. К., Титов Е. И. Быт и характер народностей Дальневосточного края. Владивосток, 1928, с. 36; Золотарёв А. М. Новые данные о тунгусах и ламутах XVIII в. — Историк-марксист, 1938, кн. 2 (66); Вдовин И. С. Очерки этнической истории коряков. Л., 1975, и др.. Впоследствии из прибрежных районов началось дальнейшее распространение представителей этих двух групп родственных тунгусоязычных общностей на север и юг. В частности, именно из примыкавших к Охотскому морю районов продолжили свою экспансию на северо-восток, на Чукотку и Камчатку, эвенские роды Деллян, Долган и Уяган. В настоящее время представителей этих родов можно встретить кроме северной части Охотского побережья в бассейнах рек Индигирки и Колымы, в Прианадырье, на территории Корякского автономного округа и в Быстринском районе Камчатской области. Выход к морю и соприкосновение с прибрежным палеоазиатским населением, которое в ряде случаев сопровождалось его вытеснением (например, вытеснением коряков на север) или полной ассимиляцией отдельных мелких групп корякской общности, привело к сложению на побережье нескольких как крупных, так и малых групп оседлого населения — так называемых охотских «пеших тунгусов», тауйских «пеших тунгусов» и др. — и оказало существенное влияние на их хозяйственную культуру. Из бассейна среднего течения р. Маи, также сопредельной полосе побережья, эвенский род Тугочер перешёл в районы, заселённые ранее юкагирами, в область междуречья Лены и Яны. Часть эвенков с р. Уды переселилась на о. Сахалин и приняла наряду с другими этническими группами участие в формировании новой самостоятельной общности — ороков. По преданиям, зафиксированным участниками Амурской экспедиции 1850–1854 гг., переселение удских эвенков на остров произошло примерно в XVI–XVII вв.См.: Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849–1855 гг.Владивосток, 1950, с. 305, 321, 327–328, 331; Левин М. Г., Васильев Б. А. Эвены. — В кн.: Народы Сибири. М.; Л., 1956, с. 856; см. также: Сем Ю. А. Проблема происхождения ороков Сахалина. — В кн.: Общие закономерности исторического развития народов советского Дальнего Востока. Владивосток, 1965, с. 79.

В дальнейшем отношения между различными этническими общностями на побережье Охотского моря продолжали развиваться в двух направлениях. В то время как на северо-востоке продвижение эвенков на территории коряков сопровождалось постоянными военными столкновениями, этнические контакты эвенков как с эвенами, так и с тунгусо-маньчжурами бассейна Амура носили в основном мирный характер.

Русские, пришедшие в Восточную Сибирь в первой половине XVII в., наблюдали на побережье картину интенсивных межэтнических связей, особенно в южной части Охотского моря. Свидетельствами этих контактов на побережье Охотского моря являются сведения, полученные русскими казаками в середине XVII в., а также некоторыми исследователями в более позднее время у тунгусоязычного населения данного региона. Значительный интерес в этом плане представляет так называемая «Роспись рекам и имена людям, на которой реке которые люди живут…», составленная членами экспедиции Копылова—Москвитина, начавшейся в 1636 г. Общение русских служилых людей с тунгусоязычными группами показало, что эвенки имели довольно чёткое представление о населении значительной по протяжённости части Охотского побережья. В частности, русскими было установлено, что эвенки с р. Уды вели обмен с тунгусским населением (тамагирами), живущим на р. Омути (предположительно приток р. Амгуни), и имели связи с натканами (нанайцами), обменивая у них меха на серебро, медные чаны и т. д.Степанов Н. Н. Первая экспедиция русских на Тихий океан. — Известия Всесоюзного географического общества, 1943, т. XXV, в. 2, с. 47.. Удские эвенки, по сообщению Я. И. Линденау, также вступали в связи с негидальцами, которых называли нагидал — живущие на стороне, и отчётливо знали, кто такие гиляки (нивхи)Линденау Я. И. Описание тунгусов, которые живут у Удского острога… 1744–1745. (Перевод с немецкого работы Я. И. Линденау, хранящейся в ЦГАДА (ф. 199, № 511, ч. II, д. 9, л.1–47), З. Д. Титовой). Рукопись, с. 7.. В свою очередь тунгусы бассейна Амура именовали удских эвенков килалЛинденау Я. И. Описание тунгусов…, с. 7.. На севере эвенки с р. Уды имели этнокультурные сношения с оленными и оседлыми эвенами (т. е. «пешими тунгусами», или ламутами), называя их мона — оседлые (безоленные) жители, а также с якутами  (яко) и коряками, которых они называли гакэлТам же.. В то же время (XVIII в.) у удских эвенков, согласно Я. И. Линденау, не существовало названий для чукчей, юкагиров и камчадалов, так как эвенки не имели с ними прямых контактов и знали о них только от русскихТам же..

Об активных и постоянных контактах обитателей этого региона свидетельствуют также записи И. И. Редовского, сделанные им в самом начале XIX в. И. И. Редовский отмечал, что эвены, живущие в районе Охотска, в конце лета, во время массового хода рыбы, регулярно перекочёвывают к устью Алдомы, на территории, заселённые эвенкамиЧерников А. М., Сыроватский А. Д. Экспедиция И. И. Редовского в Якутию и к Охотскому морю (1806–1807 гг.). — В кн.: Сборник научных статей. Якутск, 1966, в. IV..

Как уже говорилось, все эти связи и ассимилятивные процессы влияли на хозяйственную и культурную сферы жизни эвенов и эвенков и способствовали формированию локальных вариантов их культуры. Одним из наиболее показательных примеров в данном случае можно считать заимствование тунгусоязычными охотниками и оленеводами, перешедшими к оседлости на побережье, хозяйственных занятий местных жителей Охотского моря — охоты на морского зверя и рыболовства — как основных источников существования. Это было характерно для охотских и тауйских эвенов и некоторых групп прибрежных оседлых эвенковСм.: Линденау Я. И. Описание пеших тунгусов или так называемых ламутов в Охотске. 1742 г. 1 марта (Перевод с немецкого работы Я. И. Линденау, хранящейся в ЦГАДА (ф. 119, № 511, ч. II, д. 5, л.1–51), З. Д. Титовой). Рукопись, с. 28–30;Попова У. Г. Этнографические особенности дореволюционного быта населения Тауйского побережья. — В кн.: История и культура народов Северо-Востока СССР. — Труды Северо-Восточного комплексного НИИ. Магадан, 1964, в. 8, с. 61, 66 и др.. Особый интерес представляют ороки Сахалина, которые по своему происхождению связаны с эвенками Охотского побережьяЛевин М. Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. — ТИЭ. Нов. сер., 1958, т. 36, с. 134.. Вследствие контактов с местным населением они восприняли морской зверобойный промысел и рыболовство, но в то же время практиковали оленеводство эвенкийского типа с присущими ему перекочёвкамиИванов С. В., Левин М. Г., Смоляк А. В. Ороки. — В кн.: Народы Сибири, с. 856.. Естественно, что, восприняв новое хозяйственное занятие, эвены и эвенки Охотского побережья заимствовали от прибрежных оседлых жителей способы охоты на морского зверя (с берега, у кромки льда, на байдаре)См.: Якушков И. Хозяйственная жизнь оседлых ламутов. — Тайга и тундра, 1928, № 1, с.19–22. и орудия промысла. В первую очередь это относится к плавучему гарпуну — специфичному и, очевидно, архаичному орудию охоты на морских животных (тюленя), длина деревянной составной части которого колебалась от 10 до 30 см. Заимствование такого оригинального типа орудия является примером следствия этнокультурных контактов типично континентальных тунгусоязычных этносов и дальневосточных племён. В первой половине XVIII в. такие гарпуны были отмечены у оседлых эвенов Охотского побережья Я. И. Линденау. Согласно его описанию, это орудие состояло из длинного, в 40–50 саженей, тонного древка  (най) с крюком (агир) на конце, который был соединён при помощи кольца с ремнём длиной также в 40–50 саженейЛинденау Я. И. Описание пеших тунгусов или так называемых ламутов…, с. 28. — Описывая длину гарпуна, Я. И. Линденау допустил, очевидно, ошибку. Невероятно, чтобы составное древко могло равняться 40–50саженям (1 сажень = 2,13 м).. В XVIII в. плавучий гарпун применялся также безоленными эвенками Охотского моряНароды Сибири, с. 856.. Аналогичные по конструкции и назначению гарпуны для охоты на нерпу и другие подвиды тюленя были известны у орочей, ороков, ульчей, нивхов и айнов Южного Сахалина ещё в начале ХХ столетияТам же, с. 764, 819, 856, 864..

Некоторые параллели прослеживаются и в духовной жизни эвенов и эвенков Охотского моря, с одной стороны, и приамурских народностей — с другой. В частности, это относится к фольклорной традиции. У эвенов и эвенков, а также тунгусо-маньчжурских народностей Дальнего Востока широко распространён фольклорный сюжет о рождении человека от дереваСм.: Исторический фольклор эвенков. Сост. Г. М. Василевич. М.; Л., 1966, с. 185; Золотарёв А. М. Новые данные о тунгусах и ламутах XVIII в., с. 75; Штернберг Л. Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. Хабаровс, 1933, с. 531; Крейнович Е. А. Нивхгу. Загадочные обитатели Сахалина и Амура. М., 1973, с. 333,и др.. В одной из эвенских легенд, например, рассказывается о происхождении народности. По этой легенде девушка, жившая в стволе дерева и ставшая женой героя предания, являлась родоначальницей охотских эвеновЗолотарёв А. М. Новые данные о тунгусах и ламутах XVIII в., с. 75.. Сходная по сюжету легенда, повествующая о жившей в деревне девушке, была записана А. М. Золотарёвым у ульчейТам же, с. 88.. Именно от этой девушки, по повествованию, произошли ульчиТам же.. Для обеих легенд характерен мотив сгорающего жилища героев сказаний, что представляет в данном случае интерес. В ульчской легенде причиной пожара явились три солнца, светившие слишком жарко. Сюжет о трёх солнцах распространён почти у всех народностей Нижнего Амура. Возможно, что именно этот момент дальневосточного фольклора оказал влияние на фольклорную традицию охотских эвенков.

Кроме связей с приамурскими этническими общностями тунгусоязычные группы в примыкавших к побережью районах вступали в контакты с якутами, а на севере с юкагирами и коряками. Именно эти межэтнические отношения, осуществлявшиеся как в материковых областях Северо-Восточной Сибири, так и на побережье, в значительной степени повлияли на формирование культуры охотских групп эвенов (охотского, а впоследствии и других вариантов эвенской культуры).

В области хозяйственной деятельности эвенские и эвенкийские охотники-оленеводы заимствовали от якутов-скотоводов, очевидно, устройство изгородей  (дарпиров) для огораживания участков, на которых выпасались и выпасаются сейчас домашние олени. Такой способ ухода и обслуживания животных не был прежде характерен для традиционного кочевого оленеводства таёжных этнических общностей и получил распространение в районах контактирования эвенов и эвенков с якутами. К примеру, сооружение изгородей — огораживание моховых оленьих пастбищ — было характерно для эвенов нынешнего Оймяконского района Якутской АССР, где якуты и эвены жили в непосредственном соседстве в течение нескольких столетий. Об установке загородок имеется сообщение в работе С. К. Патканова. Он писал, что дляоленей устраиваются в ущельях завалы и изгороди, длина которых достигает 10 вёрстПатканов С. К. Опыт географии и статистики тунгусских племён Сибири. — Записки имп. РГО по отд. этнографии. СПб, 1906, т. XXXI, ч. I, в. I, с. 239..

Оказало воздействие на эвенское и эвенкийское население Охотского побережья и сопредельных районов, в частности Юго-Восточной Якутии, также животноводство якутов и русских. На рубеже XIX–XX вв. под влиянием якутов и русских крестьян некоторые семьи оседлых эвенов и эвенков занимались разведением крупного рогатого скота, содержали лошадей. На Охотском побережье коров имели охотские и тауйские оседлые эвеныПопова У. Г. Этнографические особенности…, с. 66 и др.. Отдельные семьи в юго-восточных районах Якутии вследствие взаимных влияний практиковали содержание в рамках одного хозяйства наряду с крупным рогатым скотом и лошадьми также и оленейНиколаев С. И. Эвены и эвенки Юго-Восточной Якутии. Якутск, 1964, с. 50.

Под влиянием русского населения, кроме того, у эвенов получило распространение огородничество. Несмотря на свою неразвитость оно всё же практиковалось эвенскими семьями, живущими постоянно в посёлкахСм.: Слюнин Н. В. Охотско-Камчатский край. СПб, 1900, т. 1, с. 493; Попова У. Г. Этнографические особенности…, с. 66, и др..

На северо-востоке этническая история охотских групп эвенов развивалась в основном по двум линиям: 1) эвены, ассимилировавшие палеоазиатов и испытавшие в значительной мере влияние культуры последних, как уже отмечалось, при наличии других объективных факторов (например, утеря домашних оленей и др.) со временем превратились в полуоседлых и оседлых жителей побережья; 2) охотничье-оленеводческая часть эвенов, сохранившая особенности, присущие общетунгусской общности, при межэтнических контактах с юкагирами и оленными коряками продолжала присущий ей вид хозяйственной деятельности и свою экспансию в северо-восточные районы материка Азии.

Продвижение эвенов на территории, занимаемые коряками, вызывало упорное сопротивление со стороны последних. О напряжённом характере борьбы за территориальное преобладание свидетельствуют предания эвенского фольклораЭвенский фольклор. Магадан, 1958.. Насильственное вторжение эвенов в места обитания коряков продолжалось вплоть до первой половины XVIII в.; «позднее этот процесс сменился мирным, но настойчивым их проникновением на корякские территории»Вдовин И. С. Очерки этнической истории коряков, с. 247.. Постепенно просачиваясь на территории чукчей и коряков, эвены продвинулись (в конце XVIII — начале XIX в.) с Охотского моря в районы р. Гижиги, Пенжинской губы, Олюторского залива, а немного позднее в бассейн АнадыряТуголуков В. А. Эвены. — Вопросы истории, 1971, № 3, с. 215, 216; Вдовин И. С. Очерки этнической истории коряков, с. 245, 252.. Окончилось продвижение эвенов на северо-восток лишь в конце 30-х гг. XIX столетия, когда представители трёх эвенкийских родов (Деллянского с верховьев Колымы, Долганского и Уяганского из Гижигинской области) достигли центральных районов п-ова КамчаткиНа Камчатке эвены впервые появились намного ранее 20–30-х гг. XIX в. Русское правительство в целях освоения полуострова способствовало переселению из ряда сибирских губерний русских крестьян и коренного тунгусоязычного населения. В исторических источниках имеются данные, которые свидетельствуют о переселении «тунгусов» на Камчатку в середине XVIII в., в период с 1756 по 1759 г. (Краткий исторический очерк и современное состояние Камчатки. — Владивосток (еженед.), 1892,№ 1, с. 5). Однако, очевидно, здесь речь идёт о проникновении на полуостров отдельных представителей эвенского этноса, являвшихся проводниками русских. Переселение эвенов в центральные районы Камчатки в составе представителей нескольких родов в поисках новых охотничьих и кочевых территорий, которое произошло в первой четверти XIX в., было уже самостоятельным и независимым от русских. Это было последним крупным перемещением эвенов, после чего миграции в подобных масштабах не осуществлялись.

Распространение эвенов в этой части Восточной Сибири вело к оформлению их этнических территорий, этнокультурным контактам с другими аборигенными народами Севера и сложению собственной эвенской культуры, впитавшей в себя элементы культур соседних этносов.

Переход тунгусоязычных групп к местным хозяйственным занятиям привёл к заимствованию многих культурных элементов палеоазиатов при сохранении в то же время языковых особенностей и основ общетунгусской культуры. Эвенами были заимствованы от оседлых палеоазиатов (береговых коряков и ительменов) некоторые средства передвижения, в частности нартенный собачий транспорт и собаководство, зимние, углублённые в землю и обложенные дёрном жилища со входом сверху, отмеченные Я. М. Линденау как «утан» и характерные для кочевого населенияСм.: Линденау Я. И. Описание пеших тунгусов или так называемых ламутов…, с. 17. — Такие жилища, углублённые в землю с выходом через дымовое отверстие, были характерны в основном для прибрежных районов Северо-Восточной Сибири и Дальнего Востока. Единой областью распространения таких жилищ можно считать сверенную часть побережья Тихого океана от бассейна Амура до Чукотки., утварь и изделия из кожи тюленя (ремни, арканы, тетивы для луков), отдельные виды пищи (мясо кита, тюленя, жир морских животных, квашеная рыба и др.) и т. п.Там же, с. 8, 20, 21, 32. Не типичным для охотничье-оленеводческого кочевого населения было, кроме того, умение выделывать рыбью кожу, используемую в качестве покрышек к жилищам, занавесок, мешков и др. Покрытие оседлыми эвенами своих жилищ гарами (выделанной кожей рыб лососевых пород), на что указывал Я. И. ЛинденауТам же, с. 16., можно с полным основанием считать заимствованием от приморских жителей северной части Тихоокеанского побережья.

Определённое влияние, нередко значительное, оказали палеоазиаты (особенно коряки) на оленеводческую часть эвенов Охотского побережья, Чукотки и камчатки. Межэтнические связи кочевых оленных эвенов и коряков на начальных этапах своего развития носили военный характер, который постепенно к первой половине XIX в. сменился мирным сосуществованиемВдовин И. С. Очерки этнической истории коряков, с. 246–253.. В середине XIX в. К. Дитмар уже писал об отсутствии межплеменной вражды между эвенами, коряками и чукчамиДитмар К. О коряках и весьма близких к ним по происхождению чукчах. — Вестник РГО, 1955, ч. 15, кн. 6, с. 52–53..

Контакты эвенов и коряков на Охотском побережье и в других районах северо-востока включали как экономические (обмен продуктами оленеводства, морского и зверобойного промысла, рыболовства и др.), так и родственные отношения, которые были наиболее сильны в районах и областях раннего расселения эвенов (на Охотском море) и ослабевали в иноэтническом окружении (на Чукотке и Камчатке). В Тауйске обмен между эвенами и коряками осуществлялся уже в XVII в.См.: Степанов Н. Н. Межплеменной обмен в Восточной Сибири, на Амуре и на Охотском побережье в XVII в. — Уч. зап. ЛГУ, 1939, № 48.. Двусторонние контакты на Охотском побережье затрагивали не только оседлых, но и кочевых коряковВдовин И. С. Очерки этнической истории коряков, с. 246.; довольно сильными подобные связи были в районе ГижигиJochelson W. The Koryak. Memoir of the American Museum of Natural History. Leiden; New York, 1908, vol. VI, pt II, p. 412. и Пенжинской губыВдовин И. С. Очерки этнической истории коряков, с. 246. В результате этого некоторые эвенские роды Охотского побережья, в частности Чагачибаирах (р-н Гижигинский по царскому административному делению), начали вести своё происхождение от коряковЛевин М. Г., Васильев Б. А. Эвены, с. 767. В то же время физическое смешение на Камчатке в прошлом веке было незначительнымТам же, с. 253. По словам И. С. Вдовина, это часто обусловливалось тем, что многие коряки были некрещёнымиШавров К. Б. О населении северной части полуострова Камчатки. — Статистический бюллетень Дальстатуправления. Хабаровск, 1927, № 5–6,с. 64.. Однако в первой четверти ХХ в. К. Шавров — участник переписи 1926–1927 гг. — отмечал рост слияния эвенов и коряков (чаучу) в хозяйственном и этническом планах), что способствовало развитию двуязычия и соответственно дальнейшему взаимовлиянию культур.

Особенно чётко синкретичные явления прослеживаются в хозяйственном облике и материальной культуре эвенов Охотского побережья, Чукотки и Камчатки — нередко и до настоящего времени. Оленеводческое хозяйство эвенов этих областей, к примеру, развивавшееся под влиянием оленных чукчей и коряков, существенно отличалось от оленеводства тунгусоязычных охотников-оленеводов тайги, прежде всего по количественным показателям. В отличие от мелкотабунного оленеводства, имевшего в основном транспортное вспомогательное значение при перекочёвках охотников в новые места промыслов, эвены тундры и лесотундры практиковали крупнотабунное хозяйство. Сарычев, в частности, писал, что многие эвены-оленеводы Охотского побережья имеют до двух тысяч голов оленейПутешествие флота капитана Сарычева. СПб., 1802, ч. 1, с. 35.. О многочисленности стад оленей приохотских эвенов имеются упоминания и у других авторовСм.: Попова У. Г. Этнографические особенности…, с. 56, и др.. Однако наиболее показательными в количественном плане были оленеводческие хозяйства камчатских эвенов, среднее количество животных в большинстве из которых колебалось от 300 до 800 голов. Важность и первостепенность оленеводства в хозяйстве этих эвенов подчёркивает самоназвание орочёл  (оленные). Крупнотабунное оленеводство эвенов в тундренных областях и лесотундре на Охотском побережье и Камчатке в противоположность таковому у эвенков и эвенов горно-таёжных районов не занимало второго после охоты места, а было равным ей по значимости, находясь во взаимосвязи, или превалировалоСм.: Гурвич И. С. 1) Быстринские эвены Камчатской области. — Краткие сообщения Института этнографии, 1959, т. XXXVII, с. 101; 2) Эвены Камчатской области. — Труды Института этнографии, 1960, т. 56, с. 69; Туголуков В. А. Эвены.. Это показывают статистические материалы переписи 1926–1927 гг. У большинства хозяйств кочевых эвенов районов Камчатки и Чукотки главным занятием являлось оленеводство (в северных районах Камчатки и на Чукотке — 44 % хозяйств; в южных районах Камчатки — 64,7 %), в то время как охотой занималось соответственно 17,2 % (на севере Камчатки и на Чукотке) и 15,7 % хозяйств (южные районы Камчатки)Итоги переписи северных окраин Дальневосточного края (1926–1927).Благовещенск, 1929, с.XLVI–XLVII.. Объясняется это тем, что в данном случае олень являлся основным источником существования, дававшим человеку всё необходимое для жизни в условиях тундры. Оленьи шкуры шли на изготовление одежды, обуви, покрытия жилища и многое другое. Олень служил эвенам, как и у оленеводов тайги, транспортным животным. Его мясо и сало использовались для еды в течение всего года, причём при разделке туши, в соответствии с оленеводческой традицией, происходила её полная утилизация. В пищу шло почти всё, иногда включая содержимое желудка животного. Крупнотабунное оленеводческое хозяйство эвенов велось способами, аналогичными таковым у оленных чукчей и коряков. Несколько пастухов постоянно находились со стадом или объединились табуном, состоявшим из нескольких стад (объединение нескольких хозяйств), в то время как все остальные члены стойбищ занимались рыбной ловлей и охотой и перекочёвывали мало, только для смены охотничьих и рыболовных угодий. Перекочёвки производились, как правило, ради выпаса оленей. Эвены не использовали при выпасе животных оленегонных собак, не устраивали для оленей дымокуров, не доили важенок, что было распространено у эвенков и эвенов тайги, в частности у эвенов Охотского района нынешнего Хабаровского краяЛевин М. Г., Васильев Б. А. Эвены, с. 763; Гурвич И. С. 1) Быстринские эвены…, с. 102; 2) Эвены Камчатской области, с. 69.

К числу других заимствований от местного палеоазиатского и пришлого населения, вошедших в сферу хозяйственной жизни и получивших распространение у эвенов Охотского побережья и Камчатки, относятся некоторые орудия охоты и рыболовства. На Тауйском побережьеПопова У. Г. Этнографические особенности…, с. 66. и во многих районах Северной Камчатки — у пенжинских и олюторских эвенов — применялся своеобразный корякский способ охоты на птиц с помощью пращи. У ительменов, русских (на Камчатке) и якутов (на Тауйском побережье) эвены научились ловить рыбу мордамиГурвич И. С. Быстринские эвены…, с. 103; Попова У. Г. Этнографические особенности…, с. 61..

Существенным было влияние корякской и чукотской культур также на жилище эвенов. Цилиндрическо-конический чум, характерный только для эвенского населения, являлся каркасным переносным жилищем, которое можно рассматривать как переходный вид от конического чума эвенов тайги к корякско-чукотской яранге. Несмотря на то, что конструктивными особенностями корярская яранга несколько отличается от жилища эвенов, сопоставление этих двух форм жилых построек позволяет говорить о их принципиальной близости (а именно: наличием цилиндрического нижнего каркаса высотой в 1–1,5 м с крепящимися на нём жердями, образующими конусообразную крышу, резко увеличивающую внутренний объём жилища; сходное устройство опорных жердей нижнего каркаса, соединённых в комплекты, и т. д.)Историко-этнографический атлас Сибири. М.; Л., 1961, с. 212, табл. XV, рис. 1; Jochelson W. The Koryak. — Memoir of the American Museum of Natural History, 1905, v. VI, pt 1, p.447–449.. Свидетельством заимствования подобного типа жилища является то, что оно в основном преобладает на северо-востоке Сибири в областях, граничащих с районами расселения чукчей и коряковСм.: Историко-этнографический атлас Сибири, с. 224., и распространено на территории расселения эвенов, т. е. в областях, откуда палеоазиаты были ранее вытеснены тунгусоязычными группами. По мере удаления к югу от районов контактирования эвенской и палеоазиатских культур цилиндрическо-коническое жилище заменяется коническим чумом, характерным для лесных охотников — жителей тайги.

Интересен также факт наличия до недавнего времени у эвенов и юкагиров Якутии переносных каркасных жилищ с очень широким дымовым отверстием. У эвенов это жилище использовалось как летнее и называлось бо̄jи̇ (бои ~ бо̄jу), у юкагиров — лэjннимэСм.: Крейнович Е. А. Из жизни тундренных юкагиров на рубеже XIX—ХХ вв. — В кн.: Страны и народы Востока. М., 1972, кн. 2, в. XIII.. Бо̄jи̇ существовали у эвенов ещё в 50-е гг. нашего столетияГурвич И. С. Летний чум аллайаховских эвенков и нарта-волокуша. — КСИЭ. М., 1963, т. XXXVIII.. Некоторые эвенские семьи сохраняли в своих амбарах покрышки бо̄jи̇ вплоть до начала 70-х гг. Возможно, здесь мы имеем дело с одним из вариантов постоянных корякских жилищ, заимствованных эвенами и юкагирами в ходе этнических связей и приспособленных оленеводами для кочевого хозяйства. Широкое дымовое отверстие (вход) утратило у этих групп эвенов (во всяком случае летом) своё назначение и сохранялось, очевидно, по традиции. Может быть, цилиндрическо-коническое жилище современных эвенов является модификацией или упрощённой моделью бо̄jи&a#775;.

Наряду с жилыми постройками обращают на себя внимание хозяйственные сооружения эвенов. Наиболее типичными в плане заимствования являются лабазы и юкольники (см. рисунок) камчатских эвенов (эвенов Корякского автономного округа, эвенов-быстринцев и др.). Они почти идентичны балаганам ительменов, которые они использовали в качестве кладовых и летних жилищ, описанных С. П. КрашенинниковымКрашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М., 1948, с.168–169, 171, 175.. Другим хозяйственным, нередко и жилым, помещением камчатских эвенов являются корякские полуземлянки (зимники), имеющие эвенское название утан.

Кроме заимствования некоторых конструктивных особенностей жилища, обусловивших разновидность эвенского чума, эвенами Чукотки и Камчатки от палеоазиатов были восприняты меховые пологи  (элбък; элбэк; ълбък), атрибуты жилых помещений, в частности жировые лампы, утварь и др.

Широкое распространение у эвенов северной части Охотского моря (от Тауйского побережья до Пенжинской губы), Чукотки и Камчатки получила чукотско-корякская одеждаСм.: Шавров К. Б. О населении северной части полуострова Камчатки, с. 16; Гурвич И. С. Эвены Камчатской области, с. 72, 89; Попова У. Г. Этнографические особенности…, с. 69, и др.. Если женщины некоторых групп эвенов по традиции ещё продолжают носить зимой распашную одежду общетунгусского типа, то мужчины почти полностью перешли к использованию на промыслах, при езде на нартах и при выпасе оленей глухих кухлянок и камлеек, длинных меховых штанов и обуви чукчей и коряков. В условиях снежных бурь и сильных ветров с побережий Тихого океана и Охотского моря такая одежда оказалась более приемлемой, чем распашная, удобная для охотничьего населения тайги.

Кроме жилища и одежды оленные эвены заимствовали на северо-востоке Сибири от чукчей и коряков упряжное оленеводство. При этом эвены, использовавшие оленей только под вьюк и как верховой транспорт, переняли у последних весь комплекс упряжного оленеводства — дугокопыльные нарты, упряжь, способы управления и т. д.См.: Тюшов В. Н. По западному берегу Камчатки. — Записки имп. РГО по общей географии. СПб, 1906, т. XXXVII, № 2, с. 356; Шавров К. Б. О населении северной части полуострова Камчатки, с. 16; Левин М. Г., Васильев Б. А. Эвены, с. 763; Гурвич И. С. Эвены Камчатской области, с. 69, и др.

Получили распространение у эвенов также некоторые виды пищи палеоазиатов. Прежде всего это относится к заготовке голов рыб лососевых пород посредством квашения, так же как это делали коряки и ительменыСм.: Гурвич И. С. Эвены Камчатской области, с. 74; Попова У. Г. Этнографические особенности…, с. 63..

Особо следует остановится на использовании эвенами каменных орудий для обработки шкур. В данном случае интересно то, что эвены, пришедшие на Охотское побережье в XV–XVI вв., судя по данным археологии и эвенского фольклора, свидетельствующим, что эвены, в противоположность корякам, употребляли железо, были по уровню развития выше, чем корякиВасильевский Р. С. Древнекорякская культура Охотского побережья…, с. 15–16;Эвенский фольклор, с. 82.. В этот период времени, по материалам Р.С. Васильевского, «почти полностью исчезают каменные орудия», вытесняемые, по-видимому, железнымиВасильевский Р. С. Древнекорякская культура Охотского побережья…, с. 16.. В легендах и преданиях эвенов об орудиях из камня ничего не говорится. О каменных скребках не пишет также Я. И. Линденау. В его работе о  «пеших тунгусах» описываются лишь металлические скребки  (у) Линденау Я. И. Описание пеших тунгусов…, с. 30.. Это позволяет предположить, что эвены применяли каменный инвентарь реже коряков. В основном использование каменных скребков было характерно и наблюдается в настоящее время у групп эвенов, испытывавших влияние чукчей и коряков в наибольшей степени. В первую очередь это относится к пенжинским, быстринским и — частично — ольским эвенам. Подтвердить это можно тем, что слово кочj (скребок с каменной рабочей частью, закреплённый в деревянном станке, с двумя ручками) наиболее часто встречается в пенжинском, быстринском и ольском говорах восточного наречия эвенского языка. Возможно, что в этих районах севера более частое по сравнению с другими группами употребление каменных орудий для обработки шкур и разделки оленьих, бараньих и других туш было обусловлено влиянием корякских традиций. У быстринских эвенов Камчатки сейчас каменные скребки с деревянным станком и без него употребляются наряду с металлическими для первичной обработки шкур; в редких случаях для разделки оленьих туш используют каменные «ножи». Определённую роль в применении каменных орудий сыграли, очевидно, также факторы рациональности, доступности и простоты изготовления и наибольшей пригодности подобного инструментария, при котором вероятность повреждения обрабатываемого материала (шкуры) сводилась к минимуму.

К этому следует добавить, что вместе со скребками эвены переняли, видимо, от коряков и методы обработки камня, подчас архаичные. У быстринских эвенов, к примеру, так же как и у коряков, ещё до сих пор применяется древний способ выработки каменной рабочей части скребков, без каких-либо вспомогательных инструментов. Для получения откола-заготовки кусок мелкозернистого сланца (на побережье — гальки) — материала, из которого изготовляются камчатскими эвенами скребки, — бросают с высоты человеческого роста на другой камень. В дальнейшем заготовке (камнем или при помощи какого-либо предмета), в зависимости от вида скребка, придаётся форма, при которой орудие может быть вставлено в рукоятку, или форма, удобная для удержания скребка рукой (ручной скребок без рукоятки).

Некоторое влияние было оказано палеазиатами и на духовную культуру эвенов. Я. И. Линденау, например, отмечал идентичность некоторых приёмов народной медицины эвенов и коряков, сходство культовых предметов (бубнов), обрядов (обряд дачи имени ребёнку шаманом) и др.См.: Вдовин И. С. Очерки этнической истории коряков, с. 254.. В эвенский фольклор вошёл ряд корякских сказокЛевин М. Г., Васильев Б. А. Эвены, с. 770..

Камчатские эвены почитали священные места коряков, духов-хозяев местности, принося им умилостивительные жертвы: табак, патроны и мелкие предметы; не подходили, как коряки и ительмены, к горячим источникамГурвич И. С. Эвены Камчатской области, с. 79). В настоящее время в пережиточном виде у некоторых эвенов (в основном пожилого возраста. Быстринского района Камчатской области сохраняется почитание так называемойанягытгын — «озёрной бабушки», корякского духа, ведающего водной стихией. С течением времени «озёрная бабушка» утратила, видимо, некоторые функции, присущие ей изначально, и приобрела у эвенов новое значение. В частности, эвены просят у анягытгын прекращения дождя, хорошей погоды и благополучия в жизни, так же как и у собственно эвенских духов. Относительно конкретного местопребывания анягытгын (озера, водоёма, местности) эвены уже ничего определённого сказать не могут.

Некоторые взаимовлияния обнаруживаются и в области общественных отношений тунгусоязычных и палеоазиатских этнических общностей. Заслуживает внимания термин свойства мата, который в эвенском, эвенкийском, чукотском и корякском языках имеет сходное значениеСм.: Василевич Г. М. Эвенки. Историко-этнографические очерки. Л., 1969, с. 218-219;Вдовин И. С. Очерки этнической истории коряков, с. 241–242.. В свойственной подсистеме быстринских эвенов от основы этого слова производным является термин ма̄та̄ӄ — 1) зять, 2) чужеродец. В охотском, ольском, арманском, аллаиховском, саккырырском и некоторых других говорах эвенского языка термин «ма̄та̄ӄ» означает «муж дочери» и  «муж младшей сестры». В говорах эвенкийского языка это слово также имеет аналогичные значения — 1) чужеродец, гость, 2) пришелец, 3) свойственник (у подкаменнотунгусских, илимпийских и токминских эвенков) и др.Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских слов. Л., 1975, т. I, с. 533. Одним из значений термина «ма̄та̄ӄ» в корякском и чукотском языках является «брать в жёны»Корякско-русский словарь. Сост. Т. А. Молл. Л., 1960, с. 69; Чукотско-русский словарь. Сост. Т. А. Молл, П. И. Инэнликэй. Л., 1957, с. 77.. Производными от него в корякском языке можно рассматривать матаён — невеста; в чукотском матальын тесть, свёкорКорякско-русский словарь, с. 69; Чукотско-русский словарь, с. 77.. Общий термин свойства у палеоазиатов, в частности коряков и эвенов, свидетельствует о брачных связях этих этносов. Скорее всего это является заимствованием палеоазиатов от тунгусоязычных народов, так как термины свойства (производные от  «мата») имеются не только у эвенов, но и у эвенков, где влияние чукчей и коряков усмотреть трудно.

Двусторонние этнокультурные контакты и ассимилятивные процессы повлияли на терминологию родства юкагиров. Из эвенской системы терминов родства юкагиры заимствовали следующие термины: ака̄Термин «ака» имеет распространение не только среди тунгусоязычного населения Сибири, но и в других языках алтайской языковой семьи.— старший брат, сын старшего брата (или сестры) отца (или матери); ама̄— отец; экэа — старшая сестра, дочь старшего брата (или сестры) отца (или матери); эниэ — мать; эпиэ старшая сестра отцаКурилов Г. Н. О терминах родства и свойства тундренных юкагиров. — Советская этнография, 1969, № 2, с.93–94.. Свидетельством заимствования этой группы терминов у тунгусоязычных общностей является то, что для слов с этим значением имеются юкагирские эквивалентные термины. В частности, для обозначения матери ранее юкагирами употреблялся термин и:wа:, для обозначения старшей сестры — пабӓ, абучӓ, абуjТам же. и т. д.

Итак, можно отметить, что на Охотском побережье и северо-востоке Сибири эвены и эвенки осуществляли довольно интенсивные этнокультурные связи как с палеоазиатами, так и с пришлым якутским и русским населением. Степень взаимовлияния культур тунгусоязычных этносов и жителей побережья была, однако, различной. Часть эвенков после проникновения на о. Сахалин превратилась в самостоятельную общность — ороков. На севере наиболее значительными были контакты эвенов с коряками. Они повлияли как на формирование оседлых групп приморского населения, так, в определённой степени, и на эвенов-оленеводов. В результате этих межэтнических отношений сложился ряд вариантов культуры эвенов и эвенков, являвшися синкретичными по своему характеру, включающих в себя как общетунгусский компонент — основу культуры, отличающуюся древностью, так и определённые элементы, заимствованные из культур других народов Севера и Дальнего Востока в ходе этнической истории.

Спеваковский А. Б.. Этнокультурные контакты тунгусоязычных народностей на востоке Сибири (эвены и эвенки)
На русском языке
Спеваковский А. Б. Этнокультурные контакты тунгусоязычных народностей на востоке Сибири (эвены и эвенки) // Этнокультурные контакты народов Сибири / Под ред. Ч. М. Таксами. — Л.: «Наука», ленинградское отделение, 1984.